Приятно удивлен журналистами. Вот что значит профессионалы!

Портал 66.ru опубликовал мой текст о хирургах и хирургии. Я здесь дам и тот вариант, который журналисты напечатали (ими отредактированный, по моему тексту и некоторым вопросам в его обсуждении с ними) и тот, заведомо подробный, который я написал изначально. Все-таки, профессионалы есть профессионалы! Ухватили и кратко изложили самую суть абсолютно верно. Восхищен.

Текст, который вышел на 66.ru:

Михаил Эккельман: «Наша хирургия держится на энтузиастах-одиночках»

Развивается или деградирует хирургия в Екатеринбурге? Почему тяжелые диагнозы в некоторых городских больницах расценивают как смертный приговор больному? На ком держится отечественная хирургия?

На эти и другие вопросы отвечает Михаил Эккельман (досье), врач-хирург приемного отделения и отделения реанимации Городской травматологической больницы №36:

— Становление хирурга начинается, как правило, в медицинской академии. Студент учится хирургическим вмешательствам на животных, после чего встает «на крючки» уже на настоящих операциях. Иначе говоря, ассистирует практикующему хирургу, параллельно с этим задавая ему вопросы и набираясь опыта. Дальше — годичная интернатура или двухлетняя клиническая ординатура: специализация врача и повышение его квалификации. Именно там становятся хирургом.

И вот тут, уже в городской больнице, он попадает под воздействие материальных факторов. Доходы хирурга состоят из зарплаты (очень маленькой, порядка нескольких тысяч рублей) и так называемых стимулирующих выплат. В теории эти выплаты зависят от стажа, интенсивности труда и сложности выполняемой работы. Нюанс в том, что порядок определения надбавок не стандартизирован никак.

По факту размер стимулирующих выплат определяет исключительно руководитель хирурга, а благосостояние доктора зависит от отношений с начальством. Размеры оплаты за одну и ту же работу могут различаться в несколько раз в зависимости от того, насколько врач по душе своему боссу.

Это, в свою очередь, дает несколько последствий. Во-первых, большинство докторов никогда не выскажет мнения, отличного от мнения начальства. Во-вторых, подход к работе всей хирургической службы чаще всего тоже зависит от предпочтений ее руководителя. Если он требует «гнать план», хирургу приходится или следовать полученным установкам, или жить впроголодь.

Постоянная гонка руководства многих больниц за показателями приводит к тому, что наибольшие выплаты получают те, кто работает «на поток». То есть в больших количествах выполняет операции малой или средней сложности. И в результате даже самые опытные врачи учреждения сложных вмешательств не проводят. Отсутствует такой опыт и у молодых докторов, поскольку «старшие товарищи» не могут научить их тому, чего сами толком не делали.

И если в «потоковую» клинику доставляют тяжелого больного, то им просто некому заняться. Его приходится переводить в более совершенную больницу. Если же такой возможности нет, то пациента признают неоперабельным и он пополняет статистику летальных исходов.

Я с уверенностью могу сказать: нынешняя система материальной мотивации порочна. Слишком часто она лишает хирургов среднего уровня стимулов к дальнейшему повышению квалификации. По сути, эта система ведет к деградации отечественной хирургии.

К счастью, для многих врачей в этой жизни важны не только деньги. Есть одиночки, готовые расти. Яркий пример — Христо Тахчиди. Однажды он сказал подчиненным: «Сейчас почти все оперируют на глазах через разрез 0,6 мм. Но оборудование уже позволяет работать на 0,5 мм. Поэтому кто через полгода не научится делать 0,5 мм, тот у меня работать больше не будет». Великий специалист Христо Периклович, для которого важна и десятая доля миллиметра, сам шел к профессиональным вершинам и тянул за собой всех своих подчиненных.

Беда в том, что на создание развивающихся хирургических служб у таких энтузиастов уходят многие годы, а уничтожить дело всей их жизни — легче легкого. Министр Голикова сменила Тахчиди на Чухраева (который даже не офтальмолог!), и тут же началась профессиональная деградация МНТК «Микрохирургия глаза». Вроде и врачи остались те же, и статистика не ухудшилась, а уровень квалификации докторов все равно падает.

Если же приводить примеры не из столичного опыта, а из жизни Екатеринбурга, то можно вспомнить разгром нашим горздравом двух хирургических школ. Убрали нескольких хирургов высокого класса — у остальных докторов уровень упал. Тяжелые больные умирают, но их мало, поэтому статистика выглядит все же красиво.

Меня часто спрашивают, на чем держится отечественная хирургия. Я отвечаю, что на немногих одиночках, готовых потратить всю свою жизнь на помощь людям.

Следующий по популярности вопрос: на сколько лет этих энтузиастов еще хватит? А тут, говорю я, зависит от подхода руководства. Если нынешние чиновники от медицины будут ставить во главу угла не жизнь пациента, а красивую статистику и личные амбиции, то никакие одиночки дела не спасут. Они лишь отсрочат неизбежное свидание нашего хирургического «Титаника» с приближающимся айсбергом профессиональной деградации и тотальной некомпетентности.

Это рандеву наверняка будет зрелищем впечатляющим, но я категорически не желаю его видеть. Понимаете, почему?

 

А это — текст, который я написал изначально.

Мотивация хирургов, в контексте развития хирургии на местах.

Continue reading

Что такое «большая хирургия» и почему она развивает хирургию, в целом

Чтобы понять, что такое «большая хирургия» и почему она развивает хирургию, в целом, необходимо, начать с укрупненной классификации, по видам операций, в зависимости от их объема.

Итак, в зависимости от предполагаемого объема и травматичности выделяют операции:

малого объема и травматичности;

среднего объема и травматичности;

большого объема и травматичности.

Примером операций первой группы (т.е. малого объема и травматичности) может служить аппендэктомия по поводу  острого или хронического аппендицита, не сопровождающегося перитонитом, грыжесечение (кроме диафрагмальных и послеоперационных грыж), диагностическая лапаро- и торакоскопия.
Вероятность возникновения осложнений при этих операциях невелика.

К операциям среднего объема и травматичности относят вмешательства на желчном пузыре и желчных путях, резекцию желудка и органосохраняющие операции при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, операции при больших послеоперационных грыжах, т.е. операции, классическая техника выполнения которых тщательно отработана и длительность их составляет не более 2-3 часов.

Примером операций большого объема и травматичности могут служитьреконструктивные и восстановительные операции на желчных путях, поджелудочной железе,  желудке и толстой кишке, обширные резекции толстой и тонкой кишки, резекции пищевода, радикальные операции по поводу рака. Главной особенностью подобных операций является разнообразие возможных вариантов оперативных приемов, что связано с распространенностью патологического процесса, а также изменениями топографо-анатомических взаимоотношений тканей и органов после предыдущих операций.

Подобное деление операций по объему и травматичности, разумеется, условно. Здесь очень многое зависит от квалификации хирурга. Даже простая операция, выполняемая неумело, плохо подготовленным хирургом, может превратиться в очень сложную и травматичную.

Почему является важным для развития клиники и её престижа выполнение оперативных вмешательств третьей группы? Ведь понятно, что «вала» таких операций никогда не будет, так как в структуре заболеваемости эти патологические процессы занимают далеко не первое место.

Кроме того эти операции тяжелы для хирурга в физическом и эмоциональном плане. Так, например, после операции панкреатодуоденальной резекции я терял в весе до 3 -4 кг. Также, и с материальной точки зрения, дополнительного дохода эти вмешательства не приносят.

Ещё эти операции весьма затратны для бюджета лечебного учреждения.

А потому, только те главные врачи, которые желают видеть в своей клинике эффективную и мощную хирургическую службу готовы поддержать выполнение этих вмешательств.

Хочу особо отметить, что «Видеть в своей клинике эффективную и мощную хирургическую службу», — это не «понты» главврача, а выполнение стратегически важной для больницы задачи – задачи даже не просто поддержания, а развития хирургии в данной больнице (а значит, и на территории, которую эта больница обслуживает).

Ну а если говорить не о формальностях, а исходя из реалий – то это обеспечивает развитие уровня хирургии в стране, т.к. к хирургам, способным эффективно выполнять высокосложные операции, едут со всей России, а то и из-за границы. Людей не останавливают большие расстояния, когда речь идет о выборе рук и головы хирурга, способного выполнить большую операцию.

Теперь хочу подробнее сказать, почему выполнение этих операций приводит к усилению хирургической службы в целом (а, соответственно, их отсутствие – к деградации). Ведь понятно, что их потока не будет. Даже при старании руководителя хирургической службы крупной региональной больницы, речь идет о 40 – 50 операциях в год. Кроме того, выполнять эти вмешательства будут единицы хирургов по причинам, указанных выше, а так же в связи с «мануальными» возможностями.

Однако, даже ассистируя на этих операциях, хирурги приобретают опыт работы в нестандартных ситуациях, а так же некоторые манипуляционные приёмы. Так, и только так – практически, из рук в руки, передается квалификация в серьезной хирургии.

Это, безусловно, приводит к повышению мотивации специалистов развиваться и, соответственно, даст возможность более эффективно оперировать пациентов первой и второй группы.

А некоторые хирурги, у которых есть не только желание развиваться, но и талант, — будут расти и переходить к оперированию каждый раз в более сложной группе. Им есть куда тянуться, они не застаиваются, не достигают «потолка», выше которого прыгнуть невозможно – потому что не у кого научиться серьезным операциям изначально.

Ведь, не «постояв на крючках» у более старшего и опытного товарища, хирург, как правило, не в состоянии перенять манипулятивные приемы, из которых, по сути, операция и складывается. И не в состоянии научиться решать тактические задачи в так хорошо знакомой серьезным хирургам ситуации «непонятно – как вести операцию дальше». В учебниках это не описано, и не может быть описано, потому что это каждый раз нечто индивидуальное.

Вот поэтому, существование «большой хирургии» в крупной региональной больницы  дает ту мотивацию, которая и создает в клинике здоровую конкуренцию среди хирургов, что, в конечном итоге, приводит к формированию мощного работоспособного коллектива.

Результатом этого, становится не только сохранение нескольких десятков жизней в год, но и развитие хирургии в целом, создание, по сути, школы хирургов, которые затем «разлетаются» по другим регионам, обеспечивая там новые «зоны роста».

Молва сначала о таких хирургах, а потом и о таких больницах расходится очень быстро.
Это, в свою очередь, не меньше, чем статистические показатели, работает на имидж властей региона в глазах и населения, и их руководства.

Это и называется «подъемом здравоохранения» — не в его отчетно-бюрократическом, а в его реальном воплощении. Потому что люди не статистику читают, они просто знают: «отвезли в больницу и умер, потому что был тяжелый» или «отвезли в больницу и спасли, хотя и был тяжелый».

И этот индикатор очень понятен всем, и он практически не ошибается. Им и измеряются мнения людей «хорошая больница» или «плохая больница».

Учитывая, что, начиная с определенного уровня, только профессиональное развитие является реальной мотивацией для талантливого хирурга – важно создавать условия для развития «большой хирургии» и «подтягивать», благодаря этому, «средний уровень» вверх.
Я не просто уверен, я на практике знаю, что не столько финансовые вливания создают сильную клинику, сколько имеющийся кадровый потенциал.

 

Михаил Эккельман, хирург